"…выплыли острогрудые челны, украшенные головами барсов - зверей Аллат. Бока других были расписаны изображениями глаз - символом Великой. Длинные весла равномерно погружались в свинцовые воды реки и взметались вверх, разбрызгивая веера брызг.

    Но атаманша не смотрела ни на них, ни на живописные берега. Она сидела на корме переднего челна с серебряным кубком в руке. Кубок был захвачен в недавнем набеге, равно как и невольник, свернувшийся у ног Алтынчач. Каждый раз, когда атаманша прикладывалась к кубку с хмельным медом, ее взгляд падал на стройную фигуру белокурого юноши-склавина, и суровое лицо атаманши теплело. Должно быть, пленник был сыном одной из склавинских княгинь - его руки не были испорчены черной работой, а лицо не знало опаляющего загара. Впрочем, возможно, его бледность была следствием пережитого после пленения. Однако он понимал, что в кругу грубых воительниц Алтынчач была его единственной защитой, и он, подливая в кубок мед из чеканного кувшина, крепче прижимался к ее ногам.

    Отшвырнув кубок, Алтынчач вздернула пленника за ворот рубахи, притянула к себе и впилась поцелуем в пухлые губы княжича, чувствуя, как дрожит он всем телом в ее объятиях - то ли от страха, то ли от возбуждения.

    Поцелуй прервал резкий хохот. Рыжеловолосая Малка, первая над гребцами, пробежав от носа до кормы по поднятым веслам, спрыгнула на дощатый пол ладьи. Алтынчач уже слышала этот смех - нынче ночью, когда решила не отдавать пленника на круг и оставить его себе.

    - Что, сладко лизаться с мальчишкой, Алтын? - нагло спросила Малка. - Ты провозилась с ним целую ночь, и наутро сама стала слабой, как мужик!

    Алтынчач ожгла дерзкую яростным взглядом, но Малку не так-то легко было смутить. Более того. До Алтынчач донеслись смешки и осуждающее: "Она променяла нас на мужика!"

    Это был опасный миг. Лихие воительницы, одинаково владевшие саблей и веслом, наводившие ужас и на окрестные селения, и на торговые караваны, как хищные птицы расклевали бы любую, кто выказала бы малейший признак слабости.

    Алтынчач поднялась на ноги. Желваки играли на ее обветренных щеках. Глаза воительниц пристально смотрели на нее.

    - О великая река Итиль-Ра! - отчетливо проговорила она. - Ты баюкаешь наши ладьи на своей широкой груди, как нежная мать! Ты кормишь нас сочной рыбой, достойной стола ханш и княгинь! Много лет ты берегла нас, насылая попутный ветер, а главное - твои воды приносили нам добычу! Сама же ты не видала никаких подарков от воительниц Танаиса. Так прими же дорогой подарок, Итиль!

    Мощным взмахом она подняла пленника и швырнула его за борт. Мгновение - и воды сомкнулись над его головой.

    Смех замер в горле Малки. Теперь смеялась Алтынчач - гордо, торжествующе.

    - Что приуныли, отродье демониц! Гряньте-ка песню, да повеселее! А ты, Малка, пляши!"

    * * *

    - И это, по-твоему, сценарий? - В голосе продюсера звучал металл. - Совершенно не учитываешь требований момента!

    - Но вы же сами говорили - патриотизм, корни, возвращение к истокам… и все такое…

    - Был такой разговор. Ну и что? Да, патриотизм нынче в моде. Но надо иногда и мозги включать, а не только за модой гоняться. Во-первых, корни корнями, а денег на костюмные боевики сейчас нету. "Несчастного шахзаде" в прошлом сезоне вытянули, потому что Атлантида вложилась, а нынче иностранных инвесторов нету. Во-вторых… пару лет назад все было бы в порядке. Честно говоря, твой сценарий отвечает глубинным чаяниям народа. У нас кто мужика утопила, та и молодчина. Но теперь, видишь ли, требуют соблюдать политкорректность. Представляешь, какой вой подымут маскулинисты? Оскорбление мужского достоинства и прочая фигня… А уж если пришьют еще антисклавинизм и разжигание межнациональной розни… конечно, у нас за это еще никого не сажали… но хрена с два увидим мы кредиты. Стало быть, допустить такого мы не можем.

    Продюсер затянулась крепкой гаванской сигарой "Йеманжа" и тряхнула светлой головой.

    - И вообще, что это за мужское жеманство! "Веера брызг"! И что значит "задняя скамья", "дно ладьи"? Термины есть!

    - Но кто смотрит, все равно не понимает…

    - Без тебя знаю, что основной зритель - это домашние мужья. И те, у кого деньги, тоже это секут. Поэтому кредиты нынче дают только под одеколонные оперы. Вот в этом направлении и работай.

    - Хорошо, Настасья бат-Марьям… Понял, Настасья бат-Марьям… До свидания, Настасья бат-Марьям…

    Она не ответила, тыкая пальцем в кнопки телефона.

    Алей поспешно вышел, чтобы скрыть злые слезы. Попробовала бы она с женщиной поговорить в подобном тоне! А нас они за людей не считают. Хорошо хоть, не выгнала совсем, слава Аллат…

    Погода стояла мерзкая - впрочем, ему любая погода показалась бы сейчас мерзкой. А ловить такси - себе дороже. Аванс накрылся, надо экономить. И домой не хотелось. Папа опять начнет зудеть: "Нечего было выпендриваться, выше головы не прыгнешь, все ровесники давно за женами…" Но Алей прежде удавился бы, чем предпочел участь домашнего мужа творчеству.

    Миновав Арбайтен - старинную улицу, некогда населенную германскими ремесленницами, бежавшими в Москов от митраистских преследований, он свернул в переулок, где давно облюбовал тихое кафе. Здесь собирались в основном мужчины, и можно было не опасаться приставания разгулявшихся хамок.

    Как большинство мужчин, пить Алей не умел, но сердцебиение не унималось, и, чтобы успокоиться, вместо обычной кахвы он спросил рюмку водки. Бармен посмотрел на него с неодобрением, но заказ исполнил. На бутылке, из которой он наливал водку, красовалась наклейка "Склавинская", и успокоиться не получилось. Хамка-начальница явилась перед Алаем как живая. Антисклавинизма она не допустит, как же! Еще бы - сама-то кто? Мало того, что склавины споили всю страну, они теперь везде. В их руках банки, газеты, телевидение… Обнаглели настолько, что даже и не скрываются, не притворяются правоверными аллатистками, а молятся своей проклятой Мокоши, и не меняют имен, как было еще недавно.

    - С-сакалиба! - прошипел Алей и инстинктивно оглянулся - не услышал ли кто. До чего дошел - уже боится склавинов сакалибами называть. Он ненавидел себя за этот страх. Но еще сильнее он ненавидел маскулинистов, этих истеричных крикунов, вечно вопящих о мужских правах, не понимая, что являют собой всеобщее посмешище - жалкую пародию на женщин. Ибо мужчины в массе своей консервативны и не желают никаких перемен. Более того - они их боятся. А что делать? Этот мир устроен бабами, ради баб и их удобства.

    Алей выцедил рюмку. Скривился. По телу разлилось приятное тепло. И терзавшие мгновение назад мысли перестали раздражать. Пожалуй, в них можно даже найти тему для заказанного сценария. Вот про это все они и напишет.

    Одеколонные оперы вам подавай? Будет вам опера. Вот и название подходящее - "Женщины тоже плачут"…