Через несколько лет, во второй манге тихого месяца Хат, когда с ветвей нолу облетает желтая листва, а пение монахов на утренней молитве разносится далеко вокруг и тает в дымке далеких горных вершин, я сидел перед учителем и ждал. Пришло мое время, я должен получить один из двенадцати вопросов.

    Мы сидели на открытой террасе Последнего Слова. Дул холодный горный ветер Оол, пришедший от безмолвных вершин. Учитель сидел с прямой спиной и смотрел вдаль. Его взгляд скользил по горизонту, узкие темные губы были поджаты.

    - Танцующие Братья в высоком небе, голодная лисица в степи, опадающие листья нолу… Все, что мы видим, живет своей жизнью. И ты должен узнать, откуда все живое произошло, - медленно сказал он. - Завтра на рассвете отправишься в Даврое. Я дам тебе письмо к настоятелю. От отвезет тебя в Келью-Над-Миром. Наши ворота будут заперты для тебя. Их может открыть только ответ на мой вопрос. И еще… Я даю тебе любой срок.

    В стенах монастыря Наггало я провел восемь лет и два месяца. Я доверял учителю как отцу, но никогда, быть может, до конца жизни, я не узнаю, почему он задал мне именно этот вопрос. В тот миг, рядом с ним, мне на мгновение показалось, что ответ готов. Но я промолчал и принял из рук учителя сосуд с дымящимся анкавром.

    - Не торопись с ответом, - сухо и отстраненно сказал учитель на прощанье. Он провел меня до ворот монастыря.

    Сейчас пятая манге синего месяца Гдак, я сижу на жесткой холодной скамье в Келье-Над-Миром, над безбрежным полем облаков, и мне кажется, эта келья станет мне пристанищем на всю оставшуюся жизнь. Я знаю все и не знаю ничего. Я знаю наизусть сказания о танце Двух Братьев, о великой битве Тьмы и Света, но учитель ждет моего ответа, ответа, который найду я. Все легенды и тонкости Учения Последнего Света он знает лучше меня.

    Быстрой птицей летит тринадцатый месяц, в моем дыхании по-прежнему тают снежинки, я смотрю на глубокое зеленое небо. Старший брат степенно сходит со своего трона, и горизонт взрывается в его лучах. Младший брат бледно-зеленым шаром поднимается откуда-то справа. Я спросил себя: откуда, откуда они появляются, почему братьев на небе двое, почему в году семнадцать месяцев, почему мое имя Свагол и почему снежинки всегда тают, почему? Я словно возвращаюсь в детство, где задавал эти вопросы кормилице Неннах, а ответа не получил до сих пор. В моей душе вновь поднимается тоскливое, гнетущее чувство потерянного ответа. Почему?

    Здесь, в келье, меня навещает только один человек. Это послушник Рова, он широкоплечий и молчаливый. По вечерам он кладет на каменную скамью немного еды: кувшин с горячим анкавром и горсть сухих плодов нолу. Он никогда не поднимает склоненную бритую голову. Я думаю, он боится встретиться со мной взглядом.

    Иногда мне кажется, что я знаю ответ. Однажды ночью я проснулся от странного ощущения. Я сидел в зыбкой темноте, кутаясь в старую шкуру, и слушал вой ветра за стеной. Мне было холодно и одиноко. Звезды безразлично разглядывали меня. В эту ночь мне приснилось, что наш мир возник случайно, по вине нелепой ошибки - так появляется плесень на опавших плодах нолу в тихом и печальном месяце Хат. Я думал о том, что наш мир - это случайная плесень на теле огромного невероятного плода. Я не мог представить себе это дерево. Странное, ноющее чувство ненужности в этом просторном, бескрайнем мире поселилось во мне с тех пор и не дает мне покоя.

    Нечто похожее было в год Святого Наипе, холодным ветреным утром первой манге злого месяца Звиг. Я сидел среди других монахов в храме Великого Ванге и, хлопая в ладоши, пел Песню Дарения. Глухой звон рангатов, бормотание монахов и слова песни неожиданно не принесли привычной радости проникновения. Я пел о Великосущем, но душа моя была пуста, и светлый поток единства с миром впервые не проник в мое сердце. Я отложил рангаты, поклонился наставнику и вошел в келью учителя.

    - Ты не можешь отряхнуть прах привычного мира. Ты ждешь от учения защиты и покровительства. Словно меняла на рынке, хочешь выторговать покой за страх и беспокойство, - жестко сказал учитель в ответ на мои слова.

    - Мне больно, учитель… Я думал, что все позади, что я нашел здесь смысл своей жизни, - сказал я… и неожиданно услышал от учителя историю о том, как плакал Вангерадумаренантар, когда пьяные стражники схватили его во время проповеди, как они били его палками и он просил у них пощады.

    - Как ты думаешь: ему было больно? - холодно спросил учитель.

    Я вспоминаю свое потрясение от этого рассказа. Если боги могут плакать, то что делать мне в этом непонятном мире? Я вновь и вновь вспоминаю его слова и думаю о том, что все живое произошло по воле неведомых сил, о нас не знающих и не думающих, что наш мир несется в темноте мироздания к далекой, предначертанной ранее цели. И тогда я чаще вспоминаю пылающие селения Надречного Панда, десятки беззащитных селений, мольбы о помощи и звон клинков, проклятия и стоны умирающих на пыльных улицах - и себя. Я вспоминаю свою долю в постыдной жатве этого кровавого кошмара.

    Я - сотник конницы Ксенгара Нпаесу. Я убивал во имя Ксенгара безоружных стариков и детей. Мерзкий сладковатый запах трупной вони вновь забивает мне ноздри.

    Реки крови и резня, которая длится даже после заката… скакать в сторону гряды еще три луны… вырезанные до последнего колена семьи и трупы со связанными за спиной руками, которыми завалены реки… пылающие деревни среди истоптанных конницей полей… холодные лужи на пустых дорогах… ледяная роса на шлеме… свист плетей на перегонах… скользкое от пота древко копья… пять медяков летят в миску с кислой бурдой… у порогов своих домов в пыли скалят зубы мертвецы… а после боя так ноет душа… и где-то материнское сердце почует… именем великого и жестокого… в присутствии Квадаха Марета приношу жертву новым богам и присягаю… и вновь зарево на далеком горизонте и гул в степи… хмурый плач на рассвете… голова с глухим стуком падает на помост… тревожные костры передают плохие вести… привычный скрип кожи и жесткий шелест кривых сабель… вечерняя стража пьяна в дым… алая кровь на изрубленном щите… утром на морозе меч вылетает из ножен с хрустальным звоном… двойной панцирь рубить с особым поворотом еще в воздухе… а в плече ноет старая рана от стрелы… и незачем хоронить… они свалены в огромные кучи… воронье кружит над лесом… лейте смолу и незачем жалеть… нечестивые собаки… отродье Неупоминаемого… вешайте всех, лишь бы выдержали ветки… веселись, братья, сегодня наша ночь!

    Когда Рова в очередной раз вошел в мою келью, я сказал:

    - Посмотри мне в глаза, брат.

    Он поднял голову, и я увидел бешеный взгляд, полный холодной ненависти. Его глазами на меня смотрело мое прошлое. Эти смуглые широкоскулые лица с надрезанными ноздрями я запомнил навсегда. Я рубил их сплеча и сжигал их дома. Рекув Надречного Панда отказался платить ежегодную дань и отрубил голову наместнику Паро. Когда Ксенгар Нпаесу отдал нам эту страну на растерзание, мы набросились на нее, как голодные псы. Страны с таким названием больше нет, сейчас это безжизненная равнина между Бронией и южной границей владений Нпаесу Великого.

    Я опустился на колени и закрыл глаза. Песня Братства комом стояла в горле, и я пел ее через силу, с трудом вспоминая слова.

    Рова стоял молча, его губы дрожали, его трясло от непереносимой боли и ярости.

    - Ты был сотником конницы Ксенгара Нпаесу, - медленно сказал он.

    - Ты родом из Надречного Панда, - ответил я.

    Он узнал меня сразу. Уголки моих глаз подрезали в школе меча Долген, когда мне было восемь лет. Все тринадцать месяцев, пока я размышлял о происхождении всего живого, он ненавидел меня и проносил еду. Он знал, кем я был раньше. Долгие годы я гордился своим свирепым взглядом с неестественно поднятыми веками. Теперь это стало моим клеймом.

    Я поднял со скамьи шкуру, взял в руки прислоненный к стене посох и вышел из кельи. На улице гулял пронзительный ветер. Он бросил мне в лицо горсть колких снежинок и запах холодных вершин. Я покрепче подвязал веревку на поясе и вышел за ворота монастыря Даврое. Ответ на вопрос учителя оказался тяжел, как могильный камень.

    * * *

    Учитель был тяжело болен. Он лежал на скамье в своей келье, ее окна выходили на Сад Ангкуре. Он тяжело и надрывно кашлял под теплой шкурой горного капанеру. В келью незаметно вошел послушник и налил в кожаные кружки анкавр.

    - Вот ты и пришел. - Глаза учителя лихорадочно блестели в неверном свете настенного факела.

    - Здравствуй, учитель, я готов к ответу.

    - Помнишь… я просил тебя не торопиться с ответом, - с трудом сказал он; жизнь уходила из него с каждым словом. - Ты слишком горяч, сотник.

    - Я готов к ответу, и я… не сотник, - повторил я.

    - Хорошо… говори. Откуда произошли птицы в небе и любая тварь на этой земле?

    - Я не знаю, - ответил я и опустил голову.

    Учитель долго молчал. Было слышно только его тяжелое прерывистое дыхание и треск смолы на факеле.

    - Утром, после ночи любви, утром светлого месяца Енг прекрасная и нежная Ангкуре, покровительница всех влюбленных, любимая ученица Вангерадумаренантара спросила его о происхождении всего живого, - медленно сказал учитель. - Я должен подумать, сказал Великий Ванге и поднялся в Келью-Над-Миром. Он провел в размышлениях три года и десять месяцев. В долгий месяц Коч монастырь Дарп, в котором Ангкуре ждала его возращения, захватили голодные бродяги Хромого Тапке. Они перебили всех монахов, надругались над прекрасной Ангкуре и бросили ее тело псам. Ванге покинул Келью-Над-Миром и пришел на место ее гибели. Он сел у ее могилы. "Я не знаю ответа", - сказал Великий Ванге и запел песню Братства.

    Учитель опустился на постель и облегченно закрыл глаза.

    Во вторую манге сухого месяца Хоэ я сидел у постели моего учителя, и слезы прокладывали путь по моим щекам. Я знал ответ, и он жег мое сердце.