- Мама, а разве красота
может быть недоброй? - юная Джеллемина оторвалась от видеокристалла,
повествующего о прекрасном артисто первой руки, павшем жертвой злокозненной
очаровательницы.
- Ах, дорогая… - я отвернулась. Снова
заныл шрам на спине. Аквоны долго колдовали, но полностью залечить
ТУ рану не смогли.
Доченька моя, доченька. Да хранит тебя
Свет, маленькая ниэллина. Да хранит он нас обеих.
- Ну, мама же!
- Красота бывает разной…
* * *
Блики - солнечными зайчиками по окнам.
Отражение вспышек в небе. Пять черных, с серебряной оторочкой
клиньев. Все ближе, ближе… Красиво. До ужаса. До сладкого головокружения.
Как же красиво летела сотня ягдавов!
Как красиво они спускались убивать нас…
- "Крыло Тьмы"! Всем в укрытие! Беги-и-и-хр-р-р…
Трансляторы захлебнулись. Почему мне
показалось, что кровью? Вовсе нет - упругой волной магии Воздуха
их просто сорвало с вышек. Снесло.
Крик - Ардвейл Хитоу, наш сосед, булочник,
головой влетел в стекло собственной витрины и застрял в гигантском
аляповатом торте из гипсосмеси. Кровь - и нелепый красный бутон
симвалии. Рядом. И брызги - ягодами по белому кружеву.
Смешно? - нет. По-своему красиво.
Магия Воздуха. Она всегда… эффектна.
Я стояла у мольберта. Пыталась запечатлеть
этот яркий солнечный день… потом побежала… магия сбила меня с
ног, вжала в теплую жирную землю. Помню, как возле моей левой
щеки упала полураздавленная осидда. Я смотрела на все еще трепыхающееся
маленькой, оранжевое в черную полосочку тельце и думала: ее-то
за что? Она ведь тоже крылата!
Деревья стонали. Крик дерева, когда
оно ломается, короток и сух. Но почему-то именно от него начинает
болеть сердце.
А травы просто тихим шепотом жаловались
земле.
Нам нечего было противопоставить ягдавам.
"Крылу Тьмы". В Абальдине даже не стояли стандартные противовоздушные
агресс-комплексы. Никому не нужный городок, фабрика по пошиву
одежды, фармацевтический завод, госпиталь… Глубокий тыл.
Сотни ягдавов хватило.
Как же красиво они кружили над Абальдином!
И позади них, словно испаряясь с их крыльев, на город опускалась
Тьма.
Изморосью.
Черной.
Где же ты был, Свет, Свет Всеблагой?
Почему пришел потом лишь заревом пожаров?
Помню, как с кривой безнадежной ухмылкой
уперся спиной в стену своего домика Семирдарек Тавилль, безногий
крат-ветеран. С губ его серой пеной сыпались проклятья, а в руках…
в руках бесновался фольтар. Заряды подавал девятилетний сын высокородного
Семирда, Беревенамит. И над губой у мальчика выступали бисерины
пота: фольтарный заряд - не детский иглометик.
Я не знаю, что случилось дальше с семьей
кратов. Я ползла. Упрямо ползла вперед. Не знаю, куда. Домой,
наверное. Ноги не держали меня, да и удары магии Воздуха, терзающие
мир, не способствовали передвижению на своих двоих. Я ползла.
Ногти на руках обломились; вначале было больно. Потом я перестала
замечать.
Но и сейчас скажу: безногий крат и тощий,
коротко подстриженный мальчишка тоже были КРАСИВЫ.
Помню, как мчался по улице продавец
бакалеи… вот забыла его имя. Веселый, симпатичный парень. Был.
Сейчас из его рта тянулась на рубашку ниточка слюны, а из глаз
кричала, зазывала к себе Тьма. Он наступил мне на левую руку:
что-то хрустнуло. Мир на мгновение померк, затем стал невыносимо
отчетливым. В воздухе запахло Болью, нешуточной. Ох, как я заорала!
Парень не заметил; перескочил через меня, скрылся во дворе аптеки.
Я ползла. Рыдала и ползла. В голове
как-то само оформилось и теперь пылало белым-белым светом слово
"укрытие". Я знала: там ниэллоны прячутся. И хотела добраться
до этого хорошего места, где тоже темно, но Тьма там другая, ей
можно довериться. Можно свернуться в клубочек - маленький такой,
серенький, неприметный - и завыть, будто севлади, потерявший единственную
любовь.
Красота ты моя, красота… что же ты наделала?!!
Пожары. Да. Я помню. Ягдавы несколько
раз пролетали над Абальдином - красиво! строем! - сбрасывая зажигательные
амулеты. Красные руки пламени, ласкающие черное тело Тьмы… я помню.
Разве могу забыть?
Потом… потом были трупы.
Он лежал в темной-темной луже, которая
не была ни водой, ни мокрой грязью. И я подползла к нему. Незнакомый
парень, мертвый парень, видимо, выбрался из госпиталя - вон, грудь
перебинтована… Госпиталь горел. Вся площадь горела. Дым выедал
глаза; впрочем, я и так плакала… И в этом хаосе черного и красного
носились тени. Тени, дарующие смерть. Тени с вшитыми в крылья
бритвенно-острыми лезвиями.
Такие красивые…
…Тот, кто промахнулся по мне, чиркнув
пером по трупу, был… он был ИДЕАЛЕН. Мечта любого художника. Я
сознавала это даже сквозь боль, сквозь дым, сквозь понимание того,
что вот сейчас - сейчас! - я уйду в новое рождение… Плевать, он
БЫЛ красив, ягдав, заходящий сейчас на разворот. Да, он убьет
меня. Безупречно. Иначе зачем стараться? Глупая, ненужная мысль:
крылатый убийца ТОЖЕ находит все происходящее красивым? Эту… бойню.
Мы похожи, да?
На запястье убитого ниэллона блестел
игломет. Умереть красиво? Но я не сумею! И все же… Ягдав рванулся
ко мне, я - к оружию. Достать, схватить, не снимая с мертвой руки,
щелкать и щелкать спусковой пружиной, посылая весь комплект иголок
в это сверхъестественно пропорциональное лицо, в эти блестящие
темно-карие глаза, в эти черные мощные крылья… Мы очень близко,
слишком близко - я не промахнусь! Мой красивый…
Ягдав ударил на излете.
Почему-то последним, что я запомнила,
была пуговица на его черной (кто бы сомневался!) военной форме.
Пуговица с нагрудного кармана. Серебряная такая, на ней выгравированы
два крыла… на левом крыле - царапина.
Некрасиво.
* * *
Рассказывать это дочери? Ни за что!
И о госпитале, где аквоны соединяли
мои перерубленные позвонки и восстанавливали кости левого запястья,
я тоже не обмолвлюсь ни словечком.
А еще я никому не стану объяснять, почему
вышла замуж… за того, за кого вышла. Одноглазый, пол-лица обожжено,
кончик носа срезан… Мой муж. Герой Войны.
Он… красивый.
По-своему.
- Красота бывает разной, Джеля, девочка
моя…