|
– Ну что, налюбовался
окрестностями? – спросил Медведев и похлопал по траве рядом с
собой. – Садись, Ваня. Посидим, отдохнем, да и за дело.
– Налюбовался. – Пархоменко расстегнул ворот комбинезона и лег
спиной в мягкую зелень, подложив руки под голову. – Удивляюсь
я тебе, Луис.
– Что такое? – рассеянно отозвался Медведев, рассматривая сорванную
травинку.
– Да ты хоть по сторонам глянь, а то развалился у «коробки» –
и все.
Медведев отбросил травинку, козырьком приставил ладонь к глазам
и медленно, слева направо, обвел взглядом горизонт, затянутый
лиловыми облаками. Удовлетворенно хмыкнул и лег, подперев рукой
щеку.
– Эх, Ваня. Какой это у тебя мир?
– Все равно удивляюсь.
– Третий у тебя это мир. А у меня, уважаемый разведчик-классификатор
первой группы – сто третий. Или что-то около. Поэтому у меня успела
сложиться хорошая традиция: первый часок после выхода из «коробки»
просто посидеть, а уж потом приступать. По-моему, традиция вполне
безобидная.
– Все равно удивляюсь, – упрямо повторил Пархоменко. – А вдруг
буквально за углом что-нибудь необычное?
– Всему свое время, Ванюша. Время сидеть, и время работать, как
сказано до нас. Все разведаем, все классифицируем, обо всем доложим.
Разберемся. Кстати, с результатами предварительной киберразведки,
помнится, вместе знакомились. И где же там неожиданности?
– Разве киберы все разглядят?
– Что, у тебя претензии к работе разведки? Где-то прозевала чужую
деятельность? Дала неправильные исходные?
– Не прозевала. – Пархоменко вздохнул. – Ничего пока нет.
– Только не расстраивайся, жизнь-то впереди. Пообщаешься еще с
мудрыми и ясноглазыми, инопланетянку прекрасную встретишь. В белом
одеянии. А скажи, давно ли мы научились развертывать пятое измерение,
«коробки» наши сооружать и прыгать с планеты на планету? Много
ли годков-то прошло, а, Ваня?
– Ну, семнадцать.
– Совершенно верно, семнадцать. Пятьсот шесть новых миров. Мы
в пятьсот седьмом. В соответствии с планом работ Дальней Разведки,
за столько-то там тысяч светолет от домашнего очага. А разум,
Ванюша, в пятьсот восьмом. Кто там по графику: Кочергин?
– Он в отпуске. Кажется, полез куда-то в Гималаи.
– Прекрасно. Просись вместо него с Саймоном – и как раз угодишь
на свидание с Аэлитой.
Пархоменко сел и обхватил руками колени. Бледный кружок чужого
солнца плавал в разрывах лиловых облаков, слева желто-красной
стеной стоял лес, впереди безмятежно лежала зеленая равнина, переходящая
у горизонта в округлые холмы, а справа растопырилась на серебристых
опорах яйцеобразная «коробка» десятиметровой высоты – специализированное
транспортное устройство типа «Прыжок», шестая модель.
– А там речка. – Пархоменко показал в сторону «Прыжка». – Наш
берег скалистый, а другой песчаный. Неглубокая, песочек на дне,
и течение еле-еле.
– И в воде русалка живет. И бегло говорит на линкосе.
– Я тебя понимаю, Луис, – задумчиво произнес Пархоменко. – Слишком
много весомейших аргументов подтверждает наше одиночество. И слишком
мало времени мы ведем разведку. Что такое семнадцать лет? Но верить-то
хочется!
– Ну и верь, кто ж тебе не дает? Я ведь тоже верю – иначе не пошел
бы в Дальнюю…
– Веришь, а сам расселся здесь, как у себя в саду под яблоней.
А вдруг там, у речки той, что-то невероятное?
– Повторяешься, Ваня. Значит, пора приступать.
– Нет, подожди. Послушай. Вот мы повсюду ищем других. Обшарили
всю Солнечную, дома у себя все обнюхали, в каждую пещеру заглянули,
под каждый кустик, дно всех морей-океанов прочесали. До звезд
добрались. А о себе-то мы все знаем? Себя-то хорошо изучили? Ну,
кое-то умеем, не спорю, похлеще древних экстрасенсов. Но предел
ли это, Луис? Может быть, мы в сто раз интереснее любых инопланетян,
может быть, мы на такое способны, что никогда и не снилось ста
тысячам мудрецов всех времен и народов? Может быть, вместо этих
наших «коробок» надо зеркал побольше поставить и в себя посмотреть?
– Так, – деловито сказал Медведев, встал, одернул комбинезон и
застегнулся на все кнопочки и «молнии». – Работа по тебе плачет,
друг Ванюша. Разведка и классификация. Вот и займемся. И посмотрим,
на что мы способны. Без всяких зеркал, но с телезондами и Помощниками.
– Нет, ты уж послушай. Часок твой первый еще не прошел.
Пархоменко тоже поднялся и загородил дорогу к «Прыжку». Медведев
покачался с пятки на носок и пожал плечами:
– Если настаиваешь – давай. Послушаем.
– Не пожалеешь, – пообещал Пархоменко. – Бабушка моя по отцу умерла
семнадцать лет назад, а дед погиб немного раньше. Энно, эпицентр
«черной вспышки». Но я о нем наслышан. Знаешь, в книгах обещают
для возлюбленной всех драконов перебить, злых великанов извести,
луну с неба достать…
– Почему в книгах? В молодости сам обещал. И доставал.
– Ну вот. А дед мой посулил путешествия в такие края, где никто
никогда… И, судя по рассказам бабушки, выполнил обещанное. Бабушка
говорила, это было как сон, как тысяча разноцветных снов… Они
с дедом, Сергеем его звали, несколько дней в таких краях провели,
что нигде не описаны, потому что никто никогда не видал этих краев.
Она ведь так и не смогла понять, снилось ей все это, или внушение,
или на самом деле было…
– Ну а мораль? – нетерпеливо спросил Медведев и тут же насмешливо
добавил: – Хотя мораль-то ты уже предварительно огласил: мы способны
на такое, что и не мерещилось самым сверхмудрым инопланетянам.
А посему себя надо познавать, а не мотаться по Заземелью. Опять
же, расходов меньше. Стоило ли в Дальнюю идти, а, Ванюша? Сидел
бы себе дома, смотрел в зеркало.
– Стоило. Пойдем, покажу кое-что.
Пархоменко зашагал по примятой траве, возвращаясь к реке по собственным
следам.
– Эй, Ваня, а как насчет того, чтобы приступить к работе?
– Пойдем, тут недалеко, – не оборачиваясь, ответил Пархоменко.
Медведев опять пожал плечами и, насвистывая, направился следом.
Они дошли до неширокой ложбины, наклонно ведущей к реке. Вдали
уже была видно серая вода и лоскуток красноватого песчаного берега
на другой стороне. Медведев догнал напарника, похлопал его по
плечу и укоризненно протянул:
– Эх, Ва-аня. Знаю, что ты хочешь показать. Дошел путем несложных
умозаключений. Протестуешь против моего кажущегося равнодушия
к красотам нового мира? Часок мой традиционный тебе не нравится?
А не является ли главным в любой совместной работе взаимная терпимость
к безобидным привычкам партнера?
Пархоменко молча спускался к воде, а Медведев продолжил рассуждать:
– Значит, берег скалистый, говоришь? Осталось выяснить имя твоей
бабушки. Как ее звали?
– Айрин, – коротко ответил Пархоменко.
– Та-ак. Значит, Айрин и Сергей. «Здесь бы Айрин и Сергей». Или
что-то в этом роде. Ну и чем ты начертал сии словеса?
Пархоменко резко остановился, повернулся к Медведеву и медленно,
с расстановкой произнес:
– Ты угадал, Луис. Там написано именно это, прямо на скале. «Здесь
были Айрин и Сергей». Очень стойкой, судя по всему, краской. Но
писал не я – нет в нашей «коробке» никакой краски, ты же знаешь,
а надпись есть. – Он немного помолчал и виновато улыбнулся. –
Согласен, не самое лучшее – разрисовывать скалы. Но откуда им
было знать, что через несколько десятков лет мы и сюда доберемся?
– Действительно, – с иронией согласился Медведев, – знать им было
неоткуда. А краской ты мог разжиться и до старта. Ради хохмы.
– Ладно. – Пархоменко махнул рукой. – Пошли назад, кончился твой
часок. Есть время сидеть и время работать, как ты говоришь, дополняя
мудреца.
Медведев внимательно посмотрел на него. Зеленая трава шуршала
под ветром, лиловые облака пытались утащить за собой бледное солнце.
Немного поколебавшись, Медведев размашисто зашагал к реке, высокий,
крепко сбитый, в хорошо сидящем синем комбинезоне. Пархоменко
посмотрел ему вслед и медленно направился вверх по склону, туда,
где возвышалась на фоне леса серебристая громада «Прыжка».
Медведев дошел до реки, повернулся лицом к скале и застыл, скрестив
руки на груди. Лиловые облака клубились в небе пятьсот седьмого
нового мира.
смотреть
другие рассказы этого автора... |
